А это письмо немецкого солдата любезно предоставлено Тёмкинским краеведческим музеем. Туда оно попало от непосредственного участника тех событий, приезж​авшего не так давно в эти края пройтись по местам своей военной молодости.
Настроение в войсках и впечатления от местности, в которой находилась часть дивизии 183.ID в начале 1942 г. , из рассказа ефрейтора Фрица Циммермана, III./ IR 330,
Он пишет :

" На Ворье"

"Скудный, неприветливый, унылый ландшафт ! Едва ли что-то, чтобы давало отраду для глаз и на чём можно было бы задержать свой взор : снег, голые деревья, местами парочка жалких лачуг, на белой поверхности отвратительные чёрные воронки, там и тут окрест. В эту местность нас сослала война. Мы уже почти не замечали всего этого - один и тот же безрадостный пейзаж, тянувшийся несколько месяцев подряд. В этот мартовский день мы все были поглощены пронзительным северным ветром со снегом, сквозь который
нам нужно было пробираться по заснеженным путям и который опять нёс с собой все зимние невзгоды. Уныло чередовались участки пути. Мы с большим трудом переставляли ноги, когда впереди на склоне показалась убогая деревня - цель нашего пути, пристанище для новой вереницы дней. Последние несколько сот метров, жестокий ветер в лицо, спуск, небольшой ровный участок, подъём - и мы добрались.
Большинство из нас заметили только потом, что мы только что перешли через реку, который её ледовый панцирь сделал почти неузнаваемой. Деревья неуклюже примостились на берегу. День за днём мы смотрели на реку, прикидывая толщину сковавшего её льда. Как-никак весь подвоз шёл через неё. До какой степени мёртвой выглядела Ворья ! Взгляд переходил на её берега, на открытую местность за речкой, покрывавшуюся день за днём всё большим числом грязных гранатных воронок, дальше на несколько большую соседнюю деревню и на опушку леса на горизонте, за которой были русские. Этот вид оставался и при солнечном свете таким же безжизненным, суровым и неприветливым. Как мог солдат по-другому воспринимать эту злополучную землю, кроме как проклинать её и всем своим сердцем стремиться из неё домой, в Германию ?
Потом была переброска в новое место и ещё одна, в мае военная судьба опять забросила нас к берегам Ворьи. До этого мы иногда видели реку издалека, когда начал таять снег и по всем склонам в реку побежали ручейки талой воды, когда наконец-то треснул сковывавший реку панцирь и пошёл лёд, когда река, бурно набегая на берега, превратилась в живой поток и буквально оживила всю округу. В своём потоке река извивалась самыми невероятными изгибами, намывая песчаные отмели, образуя островки, - дикая и необузданная, совсем не похожая на немецкие реки.
И вот в мае, на берегах реки, со всей своей силой и необычайной быстротой установилась русская весна ! Можно было подумать, что милостивая природа торопилась уничтожить любые следы зимы. Кто мог воспринять весну с большим облегчением и благодарностью после этой жестокой зимы, чем солдат на востоке ? Так часто рисовал он её себе в своём воображении при 40-градусном морозе, который пришлось пережеть только немногим поколениям людей, и который не одна армия мира не выстояла и не могла выстоять так, как это сделала в 1941- 1942 годах армия германского рейха. Солдаты вышли из своих нор, приятно потягивались, жмурились на солнце, нежили свои искусанные вшами тела под лучами солнца, а вскоре даже купали их в водах самой Ворьи. И с невиданной ранее впечатлительностью воспринимали удивительные перемены, происходившие вокруг : залитые солнцем дни, воду и грязь, пришедшие на смену снегу. Опять солнце и ветер, и потоки стали высыхать и пошли на убыль. Тёплый дождь - и вот с этой землей на берегах Ворьи, этой частицей России, простирающейся уже так долго вокруг нас, которую мы защищаем и удерживаем, и с которой мы все уже немного срослись, произошло нечто поразительное и отрадное. Природа проснулась из своей зимней спячки, приобрела очертания и краски, за один миг она стала на удивление похожа на милую сердцу, далёкую родину, и теперь уже нельзя было проклинать и ненавидеть её. А ведь ещё совсем недавно всё было окутано монотонным белым цветом, так приевшимся глазу. Затем на короткое время коричневато-серая земля. Потом первые робкие ростки зелени на лугах и посевных полях, которые никто не видит так, как привязанный к земле пехотинец. Нежные верхушки елей, светлое одеяние берёз и ив на берегах реки. Затем цветы, фиалки на лесной опушке, первоцвет на железнодорожной насыпи, - так необыкновенно всё было. Как бесконечно долго тянулось раньше время в карауле, каким унылым казался беспрерывно сыпавшийся снег, и каким режущим был пробиравшийся сквозь все покровы холод ! Теперь же : лёгкий ветерок, короткие ночи. Майский жук жужжит над ухом постового, с речки доноситься мирное кваканье лягушек, а если повезёт, можно услышать и трели соловья. Уже в два часа ночи занимается новый день, просыпаются со своим радостным щебетанием жаворонки, мимо проносятся ласточки, раздаётся зов кукушки. Если бы не отсутствие цветущих фруктовых деревьев, всё было бы совсем как дома."​