​

Курс переподготовки. Бомбардировщик B-17 – «Летающая крепость»

После предоставленного выпускникам двухнедельного отпуска мы – Дорис и я, новоиспеченный младший лейтенант, погостив в кругу родственников и погуляв по Нью-Йорку, с сожалением распрощались с нашими семьями и направились к месту моего нового назначения – школу переподготовки, где мне предстояло освоить пилотирование 4-моторного бомбардировщика B-17.

Школа переподготовки находилась рядом с  городом Себринг, штат Флорида. Город расположен на берегу красивого озера, до войны это был курорт. Несколько дней у нас ушло на обычную мороку, связанную с поиском временного жилья для Дорис. Наконец, мы нашли комнату в доме у озера, точнее, не комнату, а коридор, с обоих концов отгороженный дверями. Мы были рады и этому, потому что чердачный этаж уже был занят жильцами. Хозяйка дома спала на веранде. Мы так и не поняли, была ли она такой уж патриоткой или просто наживалась на жильцах. Учитывая цену, которую мы платили, – думаю, что второе.

Потом я с головой погрузился в тренировочный процесс переподготовки, осваивая уже не двух-, а четырехмоторную машину. Тренировки включали управление в аварийных ситуациях – при отказе мотора на взлете, на двух моторах после взлета, по одному мотору на каждой стороне и при двух моторах на одной стороне, посадка при одном неработающем двигателе, при двух неработающих, при трех неработающих. Тренировки полета по приборам, полета в боевом порядке, ночного полета. Самолет B-17 не был расчитан в расчете на пилотов ростом в 167 сантиметров, но две дополнительные подушки, подложенные под мою спину, решили проблему. Для управления этим самолетом нужны были сильные руки, но по мере продолжения тренировок мышцы становились все сильнее.

Однажды в тренировочном маршрутном полете, где я управлял самолетом, а на борту были, кроме меня, второй пилот и бортмеханик, после подъема самолета над уровнем облачности бортмеханик похлопал меня по плечу, показывая на левое крыло. Двигатель №1 был в огне. С колотящимися сердцами мы выполнили процедуру флюгирования двигателя и включили огнетушители. К нашему огорчению, пламя продолжало распространяться по всему крылу. Надо было срочно приземляться. Баки с топливом находились в крыльях, позади двигателей. Никто из нас не знал, где мы находимся, это привело нас в замешательство. Я медленно повел самолет на снижение сквозь облака и с радостью обнаружил сигнал радиомаяка какого-то аэродрома. Хотя его местоположение было нам неизвестно, мы пролетели над его диспетчерской вышкой, запросили разрешение на посадку и, получив разрешение, благополучно приземлились, хотя взлетно-посадочная полоса оказалась короче, чем бы мне хотелось. Пожарная машина быстро потушила пламя, и, скромно попросив разрешения позвонить по телефону и мимоходом определив местоположение аэропорта (не должно быть так, чтобы опытные летчики заблудились), мы сообщили в нашу эскадрилью, где мы находимся. Единственное, о чем нас спросили, – в каком состоянии самолет. Видимо, это было важнее, чем двое летчиков-юнцов. Этот эпизод укрепил нашу уверенность в себе, особенно после возвращения на базу, когда командир эскадрильи сказал: «Молодец, Ливайн». Разумеется, ему так никогда и не сказали, что мы заблудились.

После налета 125 тренировочных часов на B-17, мы с Дорис направились на базу Плант Парк в городе Тампа, штат Флорида, где производилось формирование экипажей для пополнения фронтовых частей. Мой экипаж состоял из меня (командира экипажа), второго пилота, штурмана, бомбардира, стрелка верхней турели, радиста, стрелка подфюзеляжной турели, двух бортстрелков и стрелка хвостовой турели.

Две недели в Тампе запомнились Дорис и мне тем, что там было исключительно жарко и влажно. Большую часть времени мы провели, перебегая из одного в другое помещение с кондиционером. К счастью или к несчастью, мой экипаж получил предписание отбыть на базу Дрю Филд, поблизости от Тампы, для боевой летной подготовки. В Тампе мы с Дорис долго обсуждали важность этого этапа подготовки и, скрепя сердце, решили, что Дорис вернется в Нью-Йорк, с тем чтобы я мог сосредоточиться на подготовке моего экипажа к боевым условиям. Кроме того, у нас стали заканчиваться деньги, так как мы слишком много потратили на оплату гостиничных номеров с кондиционерами, и месяц работы Дорис в Нью-Йорке за нью-йоркскую зарплату очень бы нам помог. Все это звучало очень логично, но вскоре после того как мы расстались, я почувствовал себя таким одиноким, что обрушил на Дорис целый поток писем с выражением моих чувств, прося ее поскорее вернуться.

Дорис так же чувствовала себя одиноко, так что вскоре она вернулась, и с денежными вопросами мы как-то справились.

Боевая летная подготовка. Сплочение экипажа.

Распорядок полетов в Дрю Филд был таким же напряженным и трудоемким, как и до этого. Основное внимание уделялось дисциплине поведения экипажа и боевой слаженности его действий. Каждый член экипажа был ознакомлен с требованиями, предъявляемым к тем, кто выполняет другие обязанности в экипаже, – так, чтобы в случае чрезвычайной ситуации он мог заменить товарища. Бомбардиру и штурману было выделено время для обучения управления самолетом, чтобы у самолета была возможность вернуться на базу в случае, если оба пилота будут выведены из строя. Мы общались друг с другом без формальностей, употребление слова «сэр» свели к минимуму; при обращении друг к другу употребляли имена или фамилии.

У нас были, в частности, тренировки на тренажерах с имитацией боевых вылетов с полетами по высотным трассам в боевом порядке. К сожалению, имитация проводилась не для таких больших высот, на которых производились реальные полеты при выполнении боевых заданий. На летные характеристики самолета влияет плотность воздуха, поэтому на высотах от 7500 до 9000 метров самолет очень медленно реагирует на рычаги управления. Даже на высотах около 3500 метров управление самолетом в боевом порядке в тренировочных полетах было осложнено. Выполняя маневр с пересечением курсов во время одного из боевых вылетов, два самолета погибли из-за неопытности пилотов.

Незадолго до окончания тренировок меня опять через Красный Крест вызвали в Нью-Йорк, так как моя мама была тяжело больна. Мы с Дорис быстро выехали. Когда мы прибыли, то оказалось, что кризис миновал, и через несколько дней мы вернулись во Флориду. На базе обнаружилось, что за время, что я отсутствовал, мой экипаж передислоцировали на другую базу.

Меня назначили командиром нового экипажа, командир которого сломал ногу, играя в волейбол. Этот экипаж находился в средней фазе переподготовки.

Очень скоро новый экипаж стал сплоченной командой. Ребята были хорошо натренированы, а я, повторяя в течение месяца то, что уже проходил на тренировках раньше, приобрел дополнительно сто часов летного опыта и ощущал себя отлично подготовленным к тому, что ждало меня впереди. Этот экипаж был менее шумливый; может быть менее выделяющийся среди других, но всегда готовый преодолевать возникающие трудности. Это впоследствии доказали выполненные нами над Германией 35 боевых заданий.

Отправка за океан и назначение в боевую часть

30 ноября 1944 (из дневника)

Вчера вечером выехали из лагеря.

Сошли с поезда, и на пароме нас переправили через р. Гудзон к причалу на 40-й улице Манхэттена. Там нас приветствовал Красный Крест, они раздавали кофе, пончики и шоколадки. Наш океанский лайнер называется «Иль де Франс».

3 декабря 1944 (из дневника)

Сегодня утром по всему кораблю проводились богослужения. Многие ребята вдруг становятся религиозны.

9 декабря 1944 (из дневника)

Наконец, сегодня днем сошли с корабля. Нас ожидали поезда, и мы быстро в них погрузились. Почти сразу тронулись. Поезд был маленький, но быстрый, вагоны разделены на купе, – точно такие поезда мы видели в кино. В окно увидел не очень много, так как быстро стемнело. Наибольшее впечатление произвели аккуратные, хорошо построенные дома, все они окружены атмосферой бережливости.

Кондуктор стал очень дружелюбен, когда мы подарили ему сахара и сигарет из выданных нам неприкосновенных запасов. Рассказал нам о строгом нормировании мяса, яиц и молока. Упомянул также о страшных бомбардировках 1940 и 1941 годов, некоторые длились по 12 часов. Самолеты-снаряды падали только вблизи Лондона.

10 декабря 1944 (из дневника)

Ну вот, мы прибыли в пункт пополнения личного состава где-то в Англии.

​

19 декабря 1944, где-то в Англии

С добрым утром, дорогая!

На грузовике нас доставили на авиабазу.

Люблю тебя всем сердцем,

Рей

P.S. Наш аэродром находится рядом с городом Челвестон.

Наконец-то, боевые вылеты. Начало боевой службы в ВВС.

20 декабря 1944, Челвестон, Англия

Милая Дорис!

Судя по всему, у нас в течение примерно двух недель перед боевыми вылетами будут инструктажи, занятия и летная практика. Инструктажи включают первую помощь, современное применение кислородных масок, зенитный огонь и покидание вражеской территории. Перед началом боевых вылетов все солдаты будут произведены в сержанты. С военнопленными в лагерях военнопленных обращаются по-разному в зависимости от звания.

Плохая новость: прорыв немцев в Бельгии. Плохо, что мы не можем убедить их, что их карта бита.

С любовью

Рей

 

29 Декабря 1944,Челвестон, Англия

Дорогая моя Дорис!

Сегодня совершил свой первый полет над Германией. Летел в качестве второго пилота в составе опытного экипажа. Во втором боевом вылете буду командиром экипажа с опытным экипажем, а третий – с моим собственным экипажем. О полете сказать особенно нечего, кое какой зенитный огонь, истребителей не было. Вернулись с несколькими небольшими дырками в самолете. Самое плохое в этом боевом задании был подъем около 2 ночи.

Кажется, военные новости говорят о том, что дело идет к лучшему. Подумать только: я теперь часть этих новостей.

Приятных снов,

Рей

 

5-го, 6-го и 7-го января вылетали на боевые задания. Эти дни были отмечены тем, что 5-го я видел ракету Фау-2, направлявшуюся в сторону Англии.

​

15 января 1945, Челвестон, Англия

Сегодня опять был боевой вылет. С той высоты, на которой летел наш бомбардировщик, открылся чудный вид на Альпы. Само боевое задание было не очень рискованное. И все-таки, когда ты там с открытым люком бомбового отсека готовишься к бомбардировке, не зная, чего ожидать, ты выкладываешься до предела! Когда кажется, что черные клубы дыма от зенитного обстрела тянутся к самолету, время тянется еле-еле, сердце бьется быстрее, кажется, что цель этих зенитных снарядов – лично ты. Челюсти прямо-таки бешено перемалывают жевательную резинку, ты съеживаешься внутри своего противозенитного костюма, пытаясь немного уменьшиться, проверяешь ремешок противозенитного шлема. Благодарение Богу за ту стальную пластину, на которой ты сидишь, и за бронированную спинку кресла. В голове мелькает вопрос: интересно, мои глаза так же вытаращены, как у моих товарищей по экипажу? Все это время ты постоянно изо всех сил стараешься удерживать свое место в строю – и при этом следить, не обращая слишком много внимания на зенитный огонь, не появятся ли вражеские самолеты. С облегчением вздыхаешь в момент, когда бомбы сбрасываются и самолет дергается вверх. Крутой разворот с пикированием прочь от цели, – и летишь домой, все еще наблюдая, не появятся ли истребители. Фу, да ты можешь прочитать это в «Saturday Evening Post». Как у меня прибавляется сил, когда я позволяю моим мыслям плыть к тебе! Под твоей незримой защитой я могу хоть немного отдохнуть.

Спокойной ночи, дорогая,

Рей

P.S.: Только что вернулся с пилотского собрания, где обсуждаются всяческие претензии и требования, а также производится обзор боевых заданий за прошедшую неделю. Обсуждались также некоторые замечательные атаки наших истребителей, которые сбили новые немецкие реактивные самолеты.

20 января 1945, Челвестон, Англия

Моя любимая!

Сегодня был не очень дальний, но напряженный вылет, который доставил много волнений. На высоте 8500 метров, когда мы перелетали через Францию, забарахлил выхлопной патрубок двигателя №3, так что этот мотор больше не мог работать на полную мощность. Мы работали, как черти, чтобы удержаться в строю и сбросить наши бомбы. Однако при выполнении сброса бомбы застряли в бомбодержателях, из-за чего механику пришлось выползать наружу на переходный мостик и высвобождать их вручную. При этом Баркли, радист, висел на его ногах, и в результате отморозил запястья, температура была 48 градусов ниже нуля. Вдобавок Норрис, который подстраховывал Баркли, отключился из-за нехватки кислорода, в его переносном баллоне кончился кислородный запас. Мы вовремя его подхватили, нам удалось вернуть его к жизни. После этого заклинило люк бомбового отсека (он замерз), и в течение двух часов нам пришлось лететь с открытым люком. После чего замерз топливный клапан, и мы не могли воспользоваться резервным запасом топлива, а это 25 процентов общего запаса. Так что какое-то время мы представляли собой шуструю компанию. Да, вот еще забыл сказать, что к тому же у Малвэни (штурмана) загорелся   навигационный прибор. Но вот мы и дома, все закончилось благополучно.

Готов завалиться спать,

С любовью,

Рей

 

22 января 1945

Каждый раз, когда читаю газеты, молча молюсь за русских – они всего лишь в 200 километрах от Берлина и действуют решительно.

 

24 января 1945

О моих боевых вылетах. Какая продолжительность? – от 7 до 11 часов в воздухе. Как часто? – зависит от погоды.

 

25 января 1945

Четвертый день подряд сидим на земле из-за непогоды. Дома снег обычно падает в прозрачном воздухе, в холодную погоду ясно. А в Англии снегопадам сопутствует мутный туман, похожий на сыр. Страшно хочется, чтобы настала ясная погода, безделье плохо влияет на боевой дух.

 

28 января 1945

Земная твердь была сегодня по отношению ко мне чрезвычайно благоприятна. Летали на боевое задание, были в воздухе 8 часов; я вел группу бомбардировщиков в полете на малых высотах, группа состояла из двух самолетов плюс мой. Полет в таком строю был для меня внове, и я работал до изнеможения, удерживая боевой порядок. Был небольшой зенитный обстрел, но мы сработали вполне аккуратно. Чувствую себя, как перерастянутая резиновая лента. Сейчас спать, а завтра опять боевой вылет.

 

29 января 1945

Сегодня получил медаль ВВС, медаль дается за каждые шесть боевых вылетов. Гроздья дубовых листьев, под ними надпись: вначале обычное «За храбрость и мужество», а затем «в выполнении полетов над вражеской территорией».

 

7 и 8 февраля 1945, Челвестон, Англия

Дорогая Дорис!

День 7 февраля начался как довольно обычный рабочий день, но закончился очень необычно, из-за этого я не смог вчера написать письмо. Думаю начать с самого начала и рассказать всю историю, – но только никому больше не рассказывай.

Утром мы вылетели на боевое задание, у нас было впечатление, что предстоит вылет с небольшим риском. К несчастью, Милвэни, в спешке из-за того, что мы задержались на старте, пропустил место сбора в боевой порядок, и мы не смогли определить местонахождение группы. Я решил пойти на авантюру и встретить ее над побережьем. Повел самолет в направлении побережья. На высоте 6700 метров все испортил мощный слой облачности, и мы группу упустили. Наш последний шанс был перехватить ее над вражеским побережьем, и мы полетели в соответствующем направлении. До побережья мы долетели немножко раньше группы, на высоте 8200 метров, точно над верхней границей облачности. Немного покружив, спустились в облака, на уровень полета в боевом порядке. Приключения начались во время снижения по спирали. Двигатель №3 начал бешено трястись. Вибрация была ужасная, прямо как в сбивалке для коктейля. Я нажал кнопку флюгирования, но никакой реакции не последовало, пропеллер крутился в режиме авторотации. Я держал самолет на курсе, а Джексон (второй пилот) продолжал нажимать на переключатели и т.д. Норрис переместил все топливо неисправного мотора в баки исправных, чтобы предотвратить пожар. Баркли переключил свое радио на аварийный канал, поэтому мы не получили повторного вызова от группы; из-за плохой погоды мы были в облаках, а нас ожидали впереди. Все это время от трясущегося мотора отскакивали куски металла, пробивая дырки в штурманском отделении кабины, это было хуже, чем зенитный обстрел. Малвэни с механиком были вынуждены покинуть штурманское отделение, так как была вероятность, что оторвется пропеллер. Все это время мы продолжали терять высоту. Я послал в Англию сигнал спасения и объяснил ситуацию. Ответили немедленно, предложили аварийную посадку либо на аэродроме на юге Англии, куда надо было бы лететь обратно через пролив, либо на одном из отвоеванных нами аэродромов на севере Франции. Я решил держаться над континентом, на случай если придется выбрасываться с парашютами; экипаж, надев парашюты, собрался в радиорубке. Даже после того как мы сбросили бомбовый груз, мы продолжали снижаться. Двигатель №2 начал работать с перебоями, поэтому мы снизили нагрузку на него, но не могли его отключить, так как с его функционированием была связана работа гирокомпасов, которые требовались в полете по приборам, а мы были внутри плотной облачности. Вскоре за этим двигатель №3 загорелся из-за авторотации пропеллера. Система тушения пожара в двигателе только ослабила языки пламени, но не погасила их полностью. Я смог связаться с аэродромом аварийной посадки во Франции, и они задали нам курс полета, корректируя его каждые шестьдесят секунд. Примерно через час мы прорвались через облака на высоте 240 метров и смогли увидеть землю. К нашему облегчению, аэродром был прямо по курсу. Чуть-чуть подкорректировались и вмазались в него. Как только я остановил самолет, мы поспешно с него эвакуировались и побежали от него, как сумасшедшие, – двигатель пылал ярким пламенем. Ожидавшие нас пожарные машины быстро погасили пожар. На бегу я оглянулся – и хоть смейся, хоть плачь. Норрис пытался погасить пламя пожара ручным огнетушителем, который моментально сдох. Тут огнетушитель полетел на землю, а Норрис бросился вслед за нами.

Разгрузив наш самолет и выпив немножко пива, закусывая сандвичами, мы обследовали аэродром и обнаружили там исправный B-17, который приземлился несколько дней назад с осколочным повреждением одной из лопастей. Пробоину залатали, и самолет был готов к полету. Я связался с командованием и получил задание отпилотировать этот самолет на ремонтную базу в Англии. Не все мои ребята были этому рады, но я рвался поскорее вернуться и сообщить в нашей эскадрилье, что с нами все в порядке, чтобы по каналам связи, вплоть до дома, не успело пройти сообщение о том, что мы пропали без вести. Представь себе мой ужас, когда мы, выруливая по летному полю, проверили запас топлива и увидели, что он почти на нуле. Мы вернулись в поисках топливного резервуара – и обнаружили, что весь персонал уехал в город. Был шестой час вечера, и поскольку наше задание было разовое, полученное на недавно отвоеванном аэродроме, мы решили, что войне придется подождать, и тоже отправились в город. Невозможно описать нищету здешних бедных людей. У меня появилось жуткое ощущение, когда я пожал руку одного из здешних мальчиков. Его кожа была необычно сухой, а вся рука легкой, как перо, – такая хрупкая. Все маленькие дети, от 8 лет и младше, выглядят такими худыми, истощенными, болезненными. Одеты в лохмотья. Некоторые части городка разрушены артиллерийскими обстрелами.

Три года немецкой оккупации тяжело дались этим людям. Боже, а если бы такое случилось с нашей страной, страшно подумать.

С любовью,

Рей